1
Любая настоящая философия начинается с взгляда человека внутрь себя. Это может быть и пристальный взгляд вовне, когда человек напряженно желает понять свои пределы, и тут же задает себе вопрос: а что такое понимание? возникает ли оно только внутри меня или присуще еще кому-то, другим?
Мысль о пределах продолжается мыслью о том, что может лежать за этими пределами, и тут же – о том, а есть ли эти пределы вообще, или глядя вовне себя, мы глядим и внутрь. Так человек принимает протяженность вовнутрь себя, понимая, что есть то, что длится снаружи и то, что длится внутри. Длится – а значит, и прерывается, и возникает снова. Так появляются понятия конца и начала, и концы и начала вовне связываются с концами и началами внутри.
2
Человек редко, только в особые моменты, задает себе вопрос «есть ли я», – он знает, что есть. Человек — это тот, кто может спросить сам себя: Кто я? Какой я? Ответы могут быть разные. «Я» может включать всё вокруг или не включать ничего, кроме пунктирной линии сознания, которая то вспыхивает, то гаснет – но когда она особенно ярка, мы ощущаем мир вокруг частью своего, а себя – частью этого мира. Иногда так мы отчетливо видим всеобщие связи – видим как бы изнутри, без добавления этих связей к внешней картинке мира, которая вроде бы та же, что и в моменты, когда мы живем автоматически, почти без мыслей, но и одновременно другая, потому что предметы и явления словно теряют четкую форму, а бывает, что уходят в мертвую зону.
Вообще, наше «я» все время балуется с разными планами и фокусом, то приближая, то отдаляя предметы. В моменты предельной концентрации на какой-то мысли мир может погрузиться в темноту, мы можем не отдавать себе отчета о том, что происходит снаружи, находясь в состоянии наподобие обморока, или продолжаем делать что-то машинально, также не отдавая себе отчета. И во этом полуобморочном состоянии мы испытваем внезапные озарения, проникаем в суть вещей, создаем идеальные конструкции, которые могут никак не соответствовать тому, что мы видим или когда-либо видели. Можем проговаривать про себя слова, а можем обходиться и без слов, и даже без образов. В такие моменты пространство и время исчезают — а потом так же внезапно возвращаются. Вот часы-ходики словно остановились, а вот мы вернулись из затемнения, и слышим их тиканье снова. Но ведь мы не включали не выключали при этом их звук – на самом деле они не прекращали тикать и в те моменты, когда мы отключились.
Это происходит не так уж и редко – я не говорю о тех моментах, когда напряжение от концентрации отпускает, и, падая в себя, мы понимаем связь всего со всем, или то, что мир вовне устроен так же, как и мир внутри, или испытваем еще какие-либо откровения.
Нет, речь не об исключительных моментах. Речь о моментах «выпадения из мира», которые случаются с нами постоянно, много раз в течение обычного дня.
С нами бывают ситуации, когда в фокусе долго остается внешний мир, это происходит при решении задач, которые еще не приходилось решать, выполнении работы, которой еще не приходилось выполнять, — или, например, на войне.
3
Я пишу это, стараясь не отвлекаться. Мне хочется посмотреть фейсбук, или проверить сообщения, поступившие на смартфон, мне хочется на что-то переключиться. Я слишком долго это пишу – может быть, пятнадцать минут, может быть, полчаса или час. Когда я писал это, я жил в настоящем, я потерял понятие о времени.
Смартфон манит. Кто-то мог написать мне за это время, и это требует моей немедленной реакции. Конечно, не так. Ничто, заключенное в этом смарфоне, действительно не требует никакой реакции – без всего этого точно можно обойтись. Однако мне хочется, чтобы меня зацепило, притянуло, увлекло – и хочется обязательно на это среагировать. Вот я беру телефон в руку, проверяю сообщения, кто-то действительно написал, и я набираю ответ. Прекрасно – я могу не думать, я словно упал в тот самый полуобморок, в котором раньше меня накрывали мысли – а теперь накрывает реакция на чье-то сообщение «куку, как дела?» «что делаешь»? «ничего».. «я тоже ничего». Мне нужно проверить, кто поставил лайки моим постам в фейсбуке, какие новости в ленте, прочесть их, пройти по ссылкам.
Все это заботливо предоставляет мне небольшой параллелипипед со скругленными краями, удобно ложащийся в руку, нет, ставший рукой. В следующий момент я обнаруживаю себя в прихожей, я обуваюсь, завязываю шнурки, я собираюсь выйти на улицу. Я положил смартфон рядом на полочку, но его уже нет у меня в руке, и я чувствую утрату. Продолжая завязывать шнурки, я нахожусь в ожидании: нового сообщения, новых лайков, новых новых новых новостей.
И вот я снова обрел смартфон, и могу снова погрузиться в мир, где меня ждет очередной четкий импульс со стороны, где мне дают задания, и я не то чтобы счастлив, но и не несчастлив, я где-то в уютной серединке между счастьем и несчастьем, и не могу без того, чтобы не находиться там.
Кто я сейчас? Какой я? Есть ли я вообще – или превратился в тумблер на пути потока данных, который течет через меня, унеся мое «я» вместе с собой и принеся мне «я штрих», некую временную замену на то время, пока я буду читать, писать, отвечать. Временную, время… «повесть временных лет» — но времени больше нет, как нет и пространства, в этот блаженный период наименьшей концентрации, когда от меня осталось совсем немного, осталось нечто, похожее на конус с мороженым, который тает на глазах, и вот растаял.
Всё.
4
Время наименьшей концентрации напоминает время наибольшей: время и пространство уходят, принося в первом случае мысль, а во втором – выполнение того или иного задания.
В первом случае мое сознание почти отключалось – но одновременно работало наиболее интенсивно, производя концепции, озарения, решения, которые потом будут реализованы, станут, в зависимости от моей дальнейшей работы, статьями, книгами, домами, новыми местами, новой работой. А если на моем месте окажется Эйнштейн, Сталин, Наполеон – произойдут события планетарного масштаба, возникнут новые страны, новые города, миллионы людей сдвинутся с мест. Такова судьба мысли, возникшей в темноте, не существовавшей до этого никогда и нигде — вырваться из небытия, вылиться в мир, разлиться по нему, и изменить его. Такова сила сознания, таково его поле, таково его невероятное притяжение, оно сильнее любого гравитационного, оно стягивает миры в одну точку, в семя, из которого потом весь мир родится снова. Он родится и вновь умрет, и сознание, «я» существует, пока он пульсирует.
Сознание – со-знание, знание «я», соединенное со знанием мира. В фокусе то одно, то другое, то оба вместе, они переходят одно в другое, постоянно вибрируют, мир живой, потому что таким его делает «я», а «я» реально, потому что в нем постоянно появляется мир, в основном по частям, а иногда и всем целым, всей своей мощью.
Со-знание – и возле-знание, смутное, расплывшатое знание о том, что на полочке лежит смартфон, а в нем последовательность приказов, алгоритм, который так сладко выполнять. Не потому что пряник или потому что кнут – а просто сладко выполнять, потому что алгоритм, потому что после сообщения можно перейти на лайк, а потом вернуться к сообщению, и не выходить, пока на все события там, в этой коробочке не будет дан ответ. Для ответов не нужно включать со-знание, не нужна мысль, не нужно напрягаться. Ответ – это касание пальчиком экрана, приятного на ощупь, раз, два, три.
5
Быть, находясь в сознании – это ощущать единство мира, единство его самого с собой и с тобой, уверенность в том, что одно в нем влияет на что-то другое, скорее всего, на ближнее, но иногда на дальнее, и иногда – влияет на тебя. Точно так же ты можешь повлиять и на то, что рядом, и на то, что далеко.
Пространство может быть против тебя, но в твоем распоряжении будущее, ты можешь планировать, и время поможет тебе победить пространство. Если, конечно, у тебя есть намерение сделать то, что ты хочешь сделать. Быть – это быть здесь и сейчас, участвовать в том, что находится рядом, это иметь свое собственное, никем не навязанное расположение к чему-то, и делать это с какой-то целью, для того чтобы изменить себя, изменить мир близко или далеко, изменить будущее.
Тут, в этом бытии, ты не просто знаешь про время и пространство – ты испытываешь их, и так ты их изучаешь, и так ты их понимаешь. Примерно это имел в виду Хайдеггер, когда писал о своем Dasein.
Быть, находясь в возле-знании – значит не быть. Здесь у тебя есть одно расположение – сделать то, что хочет от тебя аппарат, машина. Это расположение чаще всего слабое, ибо если оно сильное, если от сообщения зависит что-то действительно важное в твоей жизни и ты его действительно ждешь, как ждали в старые времена телеграмму или сообщение с фронта – то это уже не возле-знание, тут у тебя уже включается со-знание, тут появляетесь вы оба – ты и мир.
Возле-знание имеет дело со слабыми энергиями. Может быть потому, что параллелограмм высасывает из тебя всю потенциальную энергию, оставляя сил лишь на то, чтобы ты с ним не расставался. Он как вирус – он тобой питается, он тебя помаленьку убивает, но он не заинтересован в твоей полной и окончательной смерти. Для вируса смерти нет.
В возле-знании можно удобно устроиться. Там есть немного пространства – размытого, примерного, погруженного в дрему, есть немного времени – ожидания момента доступа к смартфону, а если ты уже в нем, то и то, что осталось от пространства и времени, пропадает.
Пропадает время – а значит, и нет будущего, и ты не можешь ничего планировать, но, собственно, ты особо ничего и не желал.
То есть нет никаких признаков, примет твоего «я», есть разве что его следы, идя по которым стопа в стопу, ты можешь вырваться из морока, из возле-знания – в сознание.
В том, чтобы не иметь себя в возлезнании, есть и преимущества. Например, в этом состоянии нет смерти и нет вины. Смерть и вина – определяющие части существования, те части, которые отделяют нас от зомби.
А еще у Dasein, у существования, у сознания, есть неопределенность, связанная с постоянной пульсацией времени и пространства. То оно есть, то его нет, то оно резко исчезает, то также резко появляется.
6
В возле-знании мы находимся в мареве, время и пространство, может быть, и есть возле, но мы не здесь и не там, не сейчас и не потом.
В возле-знании нет прошлого, настоящего и будущего, нет никакого Dasein, а значит, нет и экзистенции.
Мы не существуем, мы тоже – с той стороны экрана, мы уходим из мира, бросая его не для мысли, которая вернется со всей ее силой и изменит реальность – а бросая мир просто для того, чтобы продлить эту длительность без пространства, это нахождение без времени, это неверие в то, что мы существуем, это отсутствие намерений и свойств.
Для того чтобы продлить отсутствие.
Возлезнание рождает в нас выученную беспомощность, и мы нуждаемся в ней все больше. Выходя из Dasein в определенность возлезнания, в определенность не зависящей от нас неопределенности, мы заглушаем страх, мы утрачиваем связь со смертью и виной.
7
Мы не боимся, ибо все понарошку, смерти нет, и никто ни в чем не виноват.
И тем более ни в чем не виноват «я», потому что меня больше нет.